Читаю "Автобиографию" Агаты Кристи, те главы, где она рассказывает про свое детство, и о том счастливом времени, когда она жила во Франции, учила язык с гувернанткой-француженкой, и вот вижу следующие слова: "Иногда Мари читала мне французские книги, как это делала мама. Но наступил счастливый день, когда я взяла «Воспоминания осла» и, листая страницы, вдруг поняла, что совершенно спокойно могу читать сама."
Как удивительно порой бывает... Я никогда не читала "Воспоминания осла" или "Mémoires d'un âne" - "Мемуары ослика", но знаю, что их написала графиня де Сегюр, та самая, три книжки которой я читала и перечитывала уже в своем собственном детстве. И вот я спотыкаюсь об эту фразу и вот уже моя собственная память распахивает двери в мои шесть или семь лет, и я вспоминаю свое собственное лето и такие любимые детские книжки.
Я с бабушкой в парке Шевченко, мы присаживаемся на скамейку отдохнуть после долгой прогулки. По соседству от нас расположились мама с дочкой, и мама читает вслух что-то очень интересное, про какую-то карету, которая перевернулась, а там внутри тоже были мама с дочкой, и их пытаются спасти, а потом... Время идти домой обедать, мать захлопывает книжку, и я расстроенно провожаю их взглядом. Я даже не знаю названия книги, помню только, что она была в белой обложке.
Книга называлась "Примерные девочки". Ее, в а также две остальные части трилогии - "Проделки Софи" (которую я упорно по сей день называю СОфи, с ударением на первый слог - вопреки всем правилам французского произношения) и "Каникулы", издавало издательство "Два слона", то самое, которое находилось в Одессе на улице Пастера, и которое в течение всего моего детства оставалось для меня главным книжным святилищем. Здесь издавали добрые, с христианской моралью книги, некоторые еще дореволюционные, позабытые в советских республиках. "Поллианна", "Леди Джейн" (до сих пор наименее мною любимая из-за смерти матери в первых же главах), "Таинственный сад", "Роликовые коньки", обожаемый "Пенрод", "Длинноногий дядюшка"... Особо любимые книги щедро поливались борщом, потому как не в силах с ними расстаться, я их приносила с собой на обед. Бабушка сначала сообщала мне о вредности чтения за столом, а затем подставляла под мою книгу сахарницу, "чтобы книга хотя бы ровно стояла перед глазами".
"Примерных девочек" я знала практически наизусть. Они были куплены спустя несколько месяцев после того эпизода в парке. Когда я наткнулась на то самое место "с каретой", я глазам не поверила - все-таки чудеса случаются!
Сейчас мало таких книг. Они в чем-то наивны, в чем-то настойчиво поучительны. Но одновременно, они замечательно стилистичны, они воспитывают и вместе с тем дарят совершенно чарующее ощущение дома - места, где тебя любят, где о тебе позаботятся, где ты будешь в любви и безопасности. Если у вас есть или будут маленькие дочери, обязательно дайте им почитать эти книги!
Уже закрывая двери памяти, я вспоминаю предисловие к трилогии, написанное Натальей Трауберг, где она приводит отрывок из "Других берегов" В. Набокова. Когда мне было семь, я мало обращала внимания на предисловия: для ребенка они жутко скучны, и вообще пишутся больше для родителей. Но спустя двадцать лет, эти слова, описывая совершенно другую реальность совершенно чужих мне людей, передают и мое чувство, прокладывая мост между детством и детством, в каждом из которых есть солнечное неизменное лето, которому никогда не будет конца. Хотя бы в нашей памяти.
"А вот еще помню. Мне лет восемь. Василий Иванович поднимает с кушетки в нашей классной книжку из серии Bibliotheque Rose. Вдруг, блаженно застонав, он находит в ней любимое им в детстве место: «Sophie n'etait pas jolie…» ("«Соня не была хороша собой…»); и через сорок лет я совершенно также застонал, когда в чужой детской случайно набрел на ту же книжку о мальчиках и девочках, которые сто лет тому назад жили во Франции..."
"...Ощущение предельной беззаботности, благоденствия, густого летнего тепла затопляет память и образует такую сверкающую действительность, что по сравнению с нею паркерово перо в моей руке, и самая рука с глянцем на уже веснущатой коже, кажутся мне довольно аляповатым обманом. Зеркало насыщено июльским днем. Лиственная тень играет по белой с голубыми мельницами печке. Влетевший шмель, как шар на резинке, ударяется во все лепные углы потолка и удачно отскакивает обратно в окно. Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет".
Комментарии
Отправить комментарий